Контрольная диверсия - Страница 21

Поговаривали ещё о группах «Очищення», которые занимались тем, что выявляли нелояльных и уничтожали их. Но это вовсе казалось дикостью в сытом, довольном Киеве, и Цветаев не верил.

Все мололись на помощь с Востока, и эти бедняги тоже. Только у нас всё получилось, думал Цветаев, а у них — ничего, никто не пришёл, не потому что презирали за слабину перед ляхами, а потому что были связаны по рукам и ногам, и надо было выбираться из дерьма самим, а не взывать к России, которая, хорошо хоть, помогала добровольцами и оружием.

После дождя воздух был пропитан запахами лета. Город вымер, и природа мгновенно взяла своё, благоухали все: блестящий Днепр, серый асфальт, голубое небо и даже крыши, не говоря уже об вездесущих одуванчиках и зарослях крапивы, в одночасье поглотившими обочины и поляны.

Ещё минут через десять, после пробежек не прямой, а по всякий закоулкам, они выскочили на Парковую возле «БонВизит-Тов» с огромной рекламой на фасаде здания. Заходящее солнце блестело в окнах, левобережье лежало в золотистой дымке, подкрашенной на горизонте чёрными дымами. И капитан Игорь, позволив Цветаеву приблизиться, спросил словно между прочим, вглядываясь в мост Патона:

— Злишься?

Нервное состояние капитана Игоря передалось Цветаеву. Он поймал себя на том, что стал чаще оглядываться по сторонам.

— А ты как думаешь? — через целое мгновение ответил он.

Даже Пророк не позволял себе таких вопросов, а этот: на тебе, пожалуйста, никакого такта. И он понял, что его специально дразнят.

— Это хорошо, — оценил капитан Игорь, жуя спичку, — на злых воду возят.

Цветаев только заскрипел зубами, капитан Игорь был невыносим, как тёща, хотя у самого Цветаева тёща, Вера Михайловна, была золотым человеком.

Одинокий велосипедист, крутя педалями, как сумасшедший, унёсся прочь. И всё потому что капитан Игорь велел нацепить жёлтые повязки майданутых. На углу «Арсенальной» из метро выскочили и спрятались назад какие-то личности с такими дикими рожали, что Цветаев вздрогнул. Где-то играла музыка, но людей не было видно. У красной башни в зубцами стояла машина бандерлогов с сине-жёлтым флажком. Капитан Игорь долго рассматривал её сквозь оптику.

— Так, дальше не пойдём, — сказал он так, словно знал тайну, но не особенно доверял Цветаеву.

— Дальше и не стоит, — согласился Цветаев, и его удивила то, что капитан Игорь с первого взгляда определил границу дозволенного: идти открыто не стоило, начинались посты львонацистов, воюющих под желто-голубым флагом дайнов.

Здесь, как в книжных «зонах», никто и никогда не ходил по прямой. Можно было предположить, что в преддверии явления эмиссара Еврокомиссии графа Сморчевского-Потоцкого, окрестности напичканы львонацистами и местными бандерлогами. Одной из причин того, что Цветаев перестал пользоваться «Зелёным театром» было то, что в высотке на проспекте Аскольда появился снайпер с позывными «ракале». Да не обычный, а какой-то искусник-самоучка: стрелял по такси на набережной и исключительно в голову таксистам. Позывные специально придумывали себе так, чтобы в них присутствовала буква «р», в условиях боя и помех звук «р» особенно хорошо слышан. Сами майданутые говорили, что «ракале» псих, что с ним никто не хотел идти в паре. Этим и воспользовался напоследок Цветаев: трое судок караулил в засаде, а на четвертые взял во время стрельбы, когда снайпер на несколько секунд становится глухим. Это оказался убелённый сединами дядька, естественно, с оселедцем на бритой, круглой голове и с вислыми усами «аля-запорожская сечь». В кармане у него Цветаев нашёл крестик и католический требник. «Ракале» оказался неистово верующим, потому что после каждого удачного выстрела горячо молился и крест-накрест целовал требник. На запястье у него было выколото: «Слухай Бога, і все буде добре!»

Поэтому когда они зашли за высотку, Цветаев всё чаще оглядывался на неё: не появился ли там новый «ракале-психопат», хотя, естественно, никого разглядеть не мог.

— Видишь? — капитан Игорь нервно оскалился и сунул Цветаеву винтовку.

И действительно, через оптику Цветаев даже различил у бандерлога наколку «свастика» на правой руке. Бандерлог неприкаянно слонялся на опушке парка, обнимая автомат, как пустую бутылку. Хорошая винтовка, оценил Цветаев, мне б такую: лёгкая и удобная, сама в руку ложится. Он на мгновение позже, чем надо, вернул её капитану Игорю.

— Иногда минута войны может изменить всю жизнь, — загадочно произнёс капитан Игорь.

И хотя нерв его речей несколько ослаб, Цветаев кожей чувствовал, что капитан Игорь прав, что именно в таком состоянии, когда обостряются все чувства, когда ты закручиваешь в себе эту самую пружину, можно идти на дело. Уважаю, почему-то подумал он, уважаю, и согласился:

— Ну да, если попрёмся через парки, то нас, как пить дать, подстрелят.

Капитан Игорь внимательно посмотрел на него, должно быть, воспринял его слова как насмешку и сказал абсолютно другим голосом.

— Не кажется ли тебе, что он как-то демонстративно шляется? Варёные мухи!

— А бог его знает, — ответил Цветаев, почесав шрам на груди, — может, пьяный?

Он уже давно понял, что на рукоблудной войне гадать, себе дороже, потому что многое зависит от случайностей, нет смысла ломать голову, что будешь делать при таких-то и таких-то обстоятельствах, легче положиться на интуицию. В данном случае интуиция говорила, что не происходит ничего из ряда вон выходящего, всё, как всегда, всё, как обычно: бандерлогам скучно, вот они и искушают судьбу — подставляются под случайную пулю, тоже занятие для майданутого.