Контрольная диверсия - Страница 61

В тот момент, когда он сдавал назад, чтобы вернуться в магазин Татьяны Воронцовой и предаться чревоугодию и пьянству, прямо у него над головой посыпались стёкла, и он увидел, как из окна где-то в районе седьмого, восьмого этажей выскочил человек в костюме и галстуке. Он так и летел, словно бежал быстро-быстро, только перепутал выход, летел, размахивая руками, молча, в абсолютной тишине, а когда упал на крышу одной из машин, стоящих внизу, то во все стороны полетело то, что остаётся от человека, упавшего с большой высоты. К нему тотчас подскочил бандерлог, а в разбитой окно высунулся второй без маски и крикнул:

— Ну що там?

Бандерлог заглянул на проломленную крышу машины, на ногу человека, неестественно торчащую в сторону:

— Готовий!

— Ну і біс з ним! — бандерлог скрылся в окне и тотчас там прозвучал выстрел.

Бандерлог вернулся на вверенный ему пост и равнодушно закурил. Цветаев оцепенел на секунду. Видит бог, я не хотел, подумал он, нашаривая «Машку» и на всякий случай оглядываясь вокруг: благо, что комбинат был построен на отшибе, окружён зелёной зоной и двухметровым забором, никто ничего не увидит и не услышит.

Бандерлога у двери он снял одним выстрелом из окна машины. «Машка» не подкачала: «Щелк», и у бандерлога снесло череп.

Цветаев выскочил из машины и, пригибаясь, побежал вдоль стены с таким расчётом, чтобы его не увидели сверху и из окон первого этажа. В убогом вестибюле никого не оказалось. Вахтёр или спрятался, или сбежал. Его счастье, цинично подумал Цветаев. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что издательский комбинат переживает не лучшие времена: вокруг пыль и уныние, грязные шторы, фикус сиротливо чах у окна. Удивительна была не эта картина, а то, зачем в боксёр сюда явился. Работал один из четырёх лифтов, в нём кто-то спускался.

Цветаев отскочил за угол и достал пистолет. Вышли двое, вернее, трое, потому что двое бандерлогов в чёрном волокли человека без сознания. Его руки и голова свешивались бессильно, а ноги, на одной из которых не было туфля, чертили по полу кровавую дорожку.

— Куди? — спросил один другого.

— Тайсон наказав, в кущі, щоб не бруднити приміщення, — ответил ему другой и хохотнул, как хохочет человек от страха, когда собирается убить другого человека.

Цветаев сразу же их возненавидел. Он убил обоих сзади выстрелом в голову, в того, что был слева пришлось выстрелить два раза — рука дрогнула, когда бандерлог инстинктивно оглянулся; они послушно рухнули рядом с человеком без сознания.

Цветаев поднялся на шестой этаж и попал в фойе, по обе стороны которого тянулись кабинеты. Так и хотелось сунуться в одни из них и крикнуть: «Бегите!», но здесь было тихо и сонно, словно наверху вовсе и не стреляли. Сжимая в одной руке «Машку», а в другой — пистолет, Цветаев побежал по коридору вправо и попал на лестничную площадку. Пахло курилкой и вездесущими кошками, а на подоконниках застыли банки из-под кофе, полные окурков. Сверху раздавались неясные голоса. Кто-то орал, похоже, Тайсон:

— Чого ти друкуєш, паперовий козел?! Нам не потрібна література ворогів! Чому вона нас навчить?! Пушкін твій, чи що? Нам потрібні книги українською мовою! Гоголь, цей, як його? Шевченко! А це що?! Що?!

Человека били совсем рядом. Цветаев открыл дверь и попал в такой же коридор, что и этажом ниже. В глубине тёмного коридора, за фойе, была открыта дверь, падал свет, оттуда и доносились голоса и удары. Всюду валялась бумага, книги и папки. Наискосок в комнате сидела женщина средних лет с перепуганным до смерти лицом. Цветаев показал ей знак, чтобы она молчала.

— Уходите… — шепнул он ей и увидел, что у неё глаза наполняются ужасом, и только после этого понял, что она привязана «скотчем».

Он вошёл в комнату, взял ножницы и освободил её.

— Идите вниз, там никого нет.

— Я боюсь! — прошептала она, на глаза у неё стали навертываться слёзы.

— Идите, идите! — приказал он специально грубо, чтобы она не надеялась на его помощь.

— Мне заказали… — оправдывался человек в дальней комнате.

Голоса гулко разносились по коридору.

— Вы ещё здесь?! — Цветаев оглянулся. — Идите!

— Я не могу без туфель, — голос её был бесцветным.

В комнате снова заорали:

— У очі дивися! В очи!

— Идите уже! — оглянулся он, но её уже не было, остался лишь осязаемый, как запах пота, страх.

Как она проскользнула мимо, он не понял, лишь на полу стелился кровавые след ног.

— Говори по-українськи, паперова свиня! — снова потребовал Тайсон.

Цветаев направился на голос, но вдруг ожил лифт, и Цветаев отступил назад, взяв под прицел фойе.

— Мне заказали… — простонал человек.

— Дивися, слюни пускає, - хохотнул кто-то, и снова человек натужно застонал, потом его ударили, как в «грушу».

Их четверо, подумал Цветаев, а в обойме у меня три патрона, и в «Машке» четыре. Не густо.

— Хто замовив?! Хто?! Говори, паперовий собака! — закричал Тайсон.

Лифт всё ещё полз от этажа к этажу. Пришлось ждать.

— Там их много… — Чувствовалось, что человеку трудно говорить.

— По-українськи, собака! — напомнил Тайсон, и было слышно, как он ударил, словно в сырое мясо.

Цветаев представил: с оттяжкой, всей массой, сверху вниз — смертельный удар.

— Там їх багато, — со стоном поправился человек.

— А ти, як професіонал і політично грамотна людина, — издевался Тайсон, — повинен був пояснити їм, що ми тут говоримо і пишемо тільки по-українськи! Зрозумів, паперовий собака?!

— Зрозумів, все по-українськи, — покорно согласился человек.