Контрольная диверсия - Страница 43

— Я тебя каждый день высматривал в башенке, больше ты нигде не мог появиться. Уже отчаялся. Ну, думаю, забыли!

А в тот момент он получил по спине прикладом и упал на карачки. Слабоват, заключил Цветаев и учёл даже этот фактор.

История с отдачей чести имела глубокие, ещё школьные корни: Орлов при каждом удобном и неудобном случае демонстрировал эту свою привычку, но при этом ещё орал громовым голосом, пугая учителей: «Служу Советскому Союзу!» Их классная, когда первый раз услышала это, упала в обморок. Девочки отхаживали ее: «Рима Григорьевна, Рима Григорьевна, да он пошутил… Это же шутка». Хотя на Орлова это не было похоже. Дурачиться он умел, а шутить — был обделён природой, что, впрочем, не помешало ему иметь имидж первого парня на деревне. Все одноклассницы, и не только они, были в него влюблены по уши. Он же был верен своей избраннице — Ирочке Самохваловой, в которую они с Кубинским были влюблены на пару. Ирочка, естественным образом предпочла Орлова, и они поженились сразу после школы, ну и развелись тоже быстро, через год, когда безумно надоели друг другу. Ирочка с гордо поднятой головкой, обрамленной лёгкими кудряшками, ушла к Пророку, с тех пор Орлов не любил вспоминать свою «первую и незабвенную», как он говорил, а ударился во все тяжкие и потом заводил скопом и подружек, и жен, потому что так было общепринято. Принесло ли это ему счастье, Цветаев не знал. Друг не посвящал его в такие детали. На фронт он отправился с лёгким сердцем, словно только и мечтал об этом. А встретились они в Славянске, только сюда попали врознь, и очень удивились, увидев друг друга у Пророка. Пророк же, как всегда, рта не открыл и ничего не прокомментировал, однако, обоих вдвоём в одно дело не пускал, руководствуясь бог весть какими принципами. Правда, и Орлов воевал совсем мало — пропал на третью неделю в районе Подолья, где он ни при каких обстоятельствах не должен был появиться, не посылал его туда Пророк, то бишь Кубинский. Вот и разберись, что произошло на самом деле? Женщина, наверное, подумал Цветаев, кто ещё?

«Ёлку» долго и нудно разбирали до сумерек, но так не закончили. Никто никуда не спешил, всё делалось через пень-колоду, даже охранники устали охранять и принялись отчаянно зевать. За день работы пленным выдали бидон воды на всех и какую-то еду, которую они сыпали в рот.

— Нас собачьим кормом кормили, — потом уже рассказал Орлов. — Зубов нет, приходилось глотать, иначе ноги протянешь. Желудок посадил окончательно и бесповоротно.

У Цветаева стал складываться план: если пленных погонят к Днепру, то можно воспользоваться катером. Где его взять, другой вопрос. А вот машина была необходима для того, чтобы рывком уйти от охраны. Реку-то бандерлоги не охраняют. За рекой, вообще, «тёмные районы». Мы туда редко ходим, думал Цветаев, это надо учесть. Там погиб Коля Политыкин. Но с другой стороны, следую произвести доразведку местности, наметить пути отхода. В общем, задача с тремя неизвестными. И он не стал пока ломать себе голову, зная по опыту, что когда припрёт, то всё само собой решится.

После всех перипетий и волнений пленных, однако, погнали не вниз, как ожидал Цветаев, а, наоборот, вверх, и о, удача, Цветаев едва с башенки не свалился, выглядывая, куда именно, но точно, на Михайловскую: колонна свернула на переходе и скрылась между домами. Так, подумал Цветаев, это уже кое-что: расстояния короче и больше возможностей подобраться ближе, а главное, что от Прорезной недалеко.

Он кинулся на эту Прорезную, 12, Б, в магазин красавицы Татьяны Воронцовой, влил в себя стакан арманьяка, крякнул с непривычки, поел, понимая, что Воронцова теперь его не простит, выспался, а ровно в три, когда начало светать, отправился на разведку Михайловской улицы. По его расчётам пленных не могли гнать издалека. Куда там гнать? На Михайловскую площадь, что ли? Так это осиное гнездо бандерлогов и львонацистов. И, как часто бывает в жизни, всё равно ошибся. Ровно в шесть колонная появилась из подворотни дома номер десять. Цветаев, которая сидел на чердаке в проулке напротив, сразу увидел Гектора Орлова, на лице которого сияли свежие кровоподтёки, да и двигался он как-то странно: чуть-чуть боком, придерживая левой рукой бок, но надпись мелом ЖЦ на стене напротив, которую оставил Цветаев, конечно же, заметил. Не мог он не заметить инициалы друга. Так они подписывались в школе и такие же инициалы Цветаеву пришлось оставить на доброй трети Михайловской, будь оно неладно. Зная друга Жеку, его привычки, а главное, стиль «охоты», Орлов должен был, просто обязан был всё понять. Колонная двигалась сонно и не спеша, вдруг Орлов взял и снова отдал честь по-русски, неизвестно кому, именно по-русски: к виску, а не по-американски — к брови, и, как бы невзначай, скользнул взглядом по крышам. Цветаев был на седьмом небе от счастья, подпрыгнул от радости, едва не пробил крышу головой, благо, что разведка бандерлогов была поставлена из рук вон плохо. А ведь мало-мальски грамотный оперативник должен бы обратить внимание на бог весть откуда появившиеся свежие надписи «ЖЦ» и понять, что это тайные знаки. Но эйфория военных успехов на Востоке и безнаказанность в Киеве сыграли с бандерлогами злую шутку: они сделались самоуверенными и беспечными, им казалось, что победа у них в кармане: граница на замке, ДНР и ЛНГ удушены в зародыше. У Цветаева с души камень упал.

* * *

— План хороший, — поморщился Пророк. — Только как ты, конкретно, Орлова вытаскивать будешь?

Эх, Антон, подумал Цветаев, ах, Антон, и между ними словно не было недомолвок, словно они опять дружили, как в школьные годы — лучший залог успеха. Цветаев едва не перекрестился, а всё потому что они допивали уже вторую бутылку арманьяка из магазинчика Татьяны Воронцовой, которая отдавалась длинноногим москвичам в Крыму.